Смычок почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Он понял, что судьба, наконец, подарила ему тот единственный и уникальный шанс, который перевернет всю его жизнь. Совершенно очевидно, что этот в кепке обнаружил где-то целую кучу сокровищ – скорее всего, в каких-нибудь исторических курганах, или в бенгальских пустынях, болотах или лесах, куда не забредают рядовые граждане. Причем, сокровищ, похоже, так много и хранятся они в столь надежном месте, что кепка даже не утруждает себя тем, чтобы привезти все сразу, а мотается за ними каждый год.

“Ну и лопух! – подумал Смычок. – Кто же так делает! Надо исправить это упущение!”

Размышляя подобным образом, он даже не заметил, что парочка ушла далеко вперед, и увидел их вновь буквально в последний момент, когда они свернули в какую-то дверь.

Но как это сделать?

Все ясно! Надо взять в заложники этого, с кепкой! И вытрясти из него все сведения. Нет, нельзя. Наверняка накостыляет! Смычок загрустил. Может, парнишку? Он вздохнул. Этот тоже может наподдать. Несмотря на тягу к деньгам и склонность к аферам, Смычок был довольно труслив и обычно предпочитал пристраиваться в хвосты чужих победных маршей. Однако на этот раз прятаться было не за кого.

Тем не менее, ему опять повезло, так как парочка продолжала разговор, почему-то абсолютно не беспокоясь о возможном подслушивании.

Тут только Смычок огляделся и обнаружил, в какой странный магазин попал. По одну сторону большого зала стояли собранные палатки самых разных габаритов, их было, наверное, штук десять. Вдоль другой стены лежали груды больших зеленых мешков со странными надписями на ценниках, вроде “Байдарка складная “Треска-2” и “Катамаран надувной четырехместный “Креветка-4”. По центру зал пересекала длинная вешалка с разномастными куртками и странного вида жилетами – на ремнях и липучках с проступающими сквозь материю ровными прямоугольниками. Кепка с мальчишкой прошли в соседнее помещение, заполненное разнокалиберными рюкзаками, вешалками с тонкими и толстыми спальными мешками, а также прилавками со всякой всячиной – котелками и котлами, кружками, веревками, крючьями, топорами, удочками и так далее и тому подобное. Смычок двинулся следом, стараясь не попадаться им на глаза.

“Итак, они едут в Лакерию, - подумал Смычок. – Значит, клад спрятан там. Никогда не бывал в тех краях. Ну что ж, теперь надо решить, как мне тоже добраться туда. Хорошо бы найти компанию!” ...

... Картуз подтянул бахилы повыше, зашел в воду и взялся двумя руками за фальшборта, стараясь удерживать байдарку неподвижно.

Зеленка поправил сидушку из синтетической пенки на резинках, которую ему перед этим выдал Картуз, и уселся на место. Благодаря резинкам, сидушка постоянно находилась у него на заду, движениям не мешала, и давала возможность спокойно садиться куда угодно, будь то сырая земля, холодные камни или неровный ствол дерева.

Следующей в байдарку забралась Кепочка. Последним на своем месте, немного поерзав, устроился Картуз. После чего он поднял весло и сделал легкий гребок. Байдарка осталась на месте. Он гребанул сильнее. Байдарка не шелохнулась.

Зеленка и Кепочка подняли весла и сделали несколько гребков. Результат нулевой.

И сам изо всех сил заработал веслом. Остальные не менее усердно задвигали своими.

Так они напрягались примерно с полминуты, вкладывая в движения всю энергию и имеющуюся в запасе силу. При таком усердии любая другая байдарка давно бы вылетела ракетой на середину озера и скрылась за горизонтом. Но почему-то не эта! Правда она немного продвинулась. Буквально сантиметров на двадцать. Картуз передохнул несколько секунд и вновь приступил к делу, отдавая ему всю душу и мощь. Неожиданно раздался громкий крик:

Это кричала Кепочка. В тот же момент Картуз и сам увидел воду – прямо у себя под ногами. Она быстро прибывала и через несколько секунд заполнила байдарку почти на треть.

Ошарашенный Зеленка и перепуганная Кепочка последовали за ним. Байдарка, почти полная воды, лежала на дне в полутора метрах от пляжа. Заметив непонятную заминку, стали возвращаться остальные экипажи, которые уже успели удалиться от берега.

Они приподняли ее с двух сторон, и вода стала быстро убывать. Выволочив лодку на песчаный берег, Картуз и Крутила склонились над ней.

Он принялся развязывать веревки и разгружать байдарку. Остальные туристы тоже повыходили на берег. Было очевидно, что старт на некоторое время откладывался.

... В ближайших кустах раздался шорох. Тычок и Зеленка мгновенно обернулись на звук.

Из кустов, фыркая и недовольно оглядываясь, выбрался еж. Он просеменил до открытого участка, где не было травы, и остановился, подозрительно осматривая друзей. Зеленка облегченно засмеялся:

У Тычка с Зеленкой глаза полезли на лоб. Говорящий еж! Вот это да! Они не знали, что сказать. А еж тем временем продолжал канючить:

К Тычку вернулся дар речи и он воскликнул:

Зеленка охнул. А Тычок упавшим голосом едва слышно произнес:

Зеленка воскликнул:

Он схватил валявшуюся рядом шишку и запулил ее вслед убегающему животному. Шишка ударилась об отвесный камень обрыва и с легким звоном отскочила. Никоша без сил свалился на мох. Он сделал глубокий вдох и снова посмотрел туда, куда направился их преследователь. Да так и замер с раскрытым ртом. Лось, отбежав от приятелей на сотню метров, достиг того места, где хребет начал понижаться и его высота составляла уже не более двух метров, а обрывистая стена, как оказалась, плавно перешла в поросший мхом крутой склон, практически такой же, как и на противоположной стороне. Такое препятствие могучему зверю преодолеть уже не составляло большого труда. Что он, по всей видимости, и собирался проделать.

Никоша ойкнул и захлопнул рот. Смычок проследил за Никошиным взглядом и почти беззвучно произнес:

Они одновременно вскочили на ноги и, спотыкаясь и падая, кинулись бежать дальше. Прямо по курсу перед ними поднималась стена почти непроходимых небольших елок, стоявших так плотно друг к другу, что те деревья, которые засохли, не смогли в свое время упасть, а стояли в общем ряду, поддерживаемые подругами. Многострадальные разбойники ворвались в эту чащу и понеслись по ней, не обращая внимания на сотни веток, цеплявших за одежду и хлеставших по лицу. Они слышали, как позади них в чащу ворвался лось, для которого елки были не большим препятствием, чем заросли папоротника под ногами грибника.

Деревья впереди стали реже, и скоро они выскочили из зарослей сплошных елок, которые казались непроходимыми, но, как выяснилось, оказались вполне пробегаемыми. Особенно при условии, что сзади вас воодушевляет столь мощный стимул к преодолению препятствий, как рассерженный лось. Впереди за деревьями беглецы увидели просвет и поняли, что движутся в сторону залива, отходящего от основной части озера. Никоша вспомнил, что мимо этого залива они проходили накануне перед тем как встать на стоянку.

Неожиданно на их пути возникла большая толстая сосна. И – о, чудо! – от самой земли вверх по стволу поднимался целый ряд длинных крепких ветвей. Редкий случай в лесу, когда такие хорошие ветви идут почти до самого основания сосны, но в данном случае судьба, похоже, была на стороне страдальцев. С визгом подбежав к дереву, Смычок подпрыгнул, схватился за толстый сук и с проворностью обезьяны, страдающей от расстройства желудка, взлетел метра на три вверх. Никоша не замедлил последовать за ним, и как раз вовремя – тяжело топая, к дереву на всех парах подлетел лось. Всю мощь громадного тела, составлявшую примерно три лошадиные силы, он вложил в свой лоб, с размаху саданув им по стволу. При этом толстенные ветви, оказавшиеся на пути этого лба и обрамляющих его рогов-лопат, переломились легко и непринужденно, как спички. Дерево задрожало, осыпав все вокруг недозрелыми шишками, однако устояло. Даже мощи двух таких монстров не хватило бы, чтобы сокрушить дерево, диаметр которого был не меньше полуметра. Хотя, если честно, кто его знает! Во всяком случае, ни Никоша, ни Смычок не дали бы голову на отсечение, что это именно так.

Что, может быть, даст читателю более точное представление о размерах этого весьма агрессивно настроенного животного, так это факт, что расстояние между внутренними отростками рогов лося, загнутыми внутрь, как раз соответствовало толщине ствола дерева, на которое забрались незадачливые искатели приключений. Даже было чуть побольше. Во всяком случае, эти отростки совершенно не препятстовали достижению лбом своей цели. Так, только кору слегка поцарапали.

Беглецы сидели в метре от рогов лося, отчаянно пытаясь врасти в ствол, обнимая его со всей возможной страстью и одновременно лихорадочно соображая, как же им быть дальше. Снизу непрерывно раздавалось громкое сопение и недовольное пыхтение. Щекой Смычок уткнулся в кору, а перед взором его раскинулось спасительное озеро. Всего каких-то пятьдесят метров отделяло их от береговой линии, а ласковая вода плескалась и переливалась под ярким солнцем, обещая избавить от всех невзгод. Эх, если бы только удалось преодолеть эти пятьдесят метров! Вряд ли лось полез бы за ними в воду, несмотря на весь свой энтузиазм. А если и полезет – что он там сможет сделать своими рогами без всякой опоры? Во всяком случае, в воде у них было значительно больше шансов избавиться от назойливой компании. Смычок скосил взгляд и краем глаза заметил цепочку муравьев, бегущих вверх по стволу по своим муравьиным делам. Похоже, он сидит как раз на муравьиной тропе – возмущенные санитары леса уже пытались взять на абордаж его пальцы. Муравьи были крупные – значительно крупнее той рыжей мелюзги, что водилась на кухне в его квартире в Большом Городе. Смычок попытался стряхнуть муравьев с руки, но в этот момент дерево сотряслось от очередного лобового удара лося. Тот явно приглашал их спуститься и разделить с ним компанию. Смычок с удвоенной силой обхватил ствол. Никоша, казалось, прочитал его мысли, так как почти в истерике закричал:

И снова дерево содрогнулось. Впрочем, следует отметить, что сила ударов несколько ослабла. Видно, голова у лося была не такой крепкой, какой ее хотел бы иметь владелец. Смычок уже раскрыл рот, чтобы сообщить об этом приятелю, успокоить того и призвать к терпению, как вдруг дикая боль пронзила его руку. Возмущение кого-то из муравьев достигло своего предела и вылилось в спонтанную акцию протеста против вторжения чужака. Другими словами, он укусил его, укусил самым примитивным, банальнейшим образом. Боль была тем сильней, что пришлась в самое чувствительное место между средним и безымянным пальцем. Смычок завизжал и принялся бешено махать укушенной кистью, продолжая цепляться за ствол второй рукой. И в этот момент ствол задрожал от очередного удара лосиного лба. Видимо от отчаяния, что обидчики так легко улизнули от него, лось вложил в этот удар всю силу своего ума, на какую только был способен, вызвав тем самым новый град шишек.

Течение плавно несло байдарку вдоль берега. Несколько секунд, и она, войдя на широкую и гладкую водяную дорожку, оставила слева от себя каменную гряду. Тычок держал неподвижное весло горизонтально, слегка приподняв, чтобы не цеплять им за буруны и камни. Поравнявшись со вторым языком, Вождила громко скомандовал:

Вторыми загрузились Ученый и Крутила. Эти двое настолько лихо и непринужденно перескочили с одной водной дорожки на другую, что их друзья и глазом не успели моргнуть, как они уже выходили на берег с противоположной стороны порога.

Замыкала круг пара Пеш-Зеленка. Они надели объемистые жилеты и застегнули каски, со своими веслами сразу став похожими на двух парашютистов-водников. Впрочем, равно как и все остальные из их компании. Зеленка влез в байдарку на переднее сидение, Пеш устроился на заднем, и они отошли от берега. К началу порога они подошли без приключений, так же спокойно вошли в начало языка. Зеленка сидел неподвижно, Пеш легко пошевеливал веслом. Пройдя каменную гряду, Пеш погрузил правую лопасть в воду справа и позади себя, сильно надавил вперед и крикнул:

Зеленка тоже быстро опустил правую лопасть весла справа и налег на нее всей тяжестью своего торса. Байда резко затормозила и остановилась на месте, удерживаемая против течения мощными гребками. Пеш безостановочно вынимал весло из воды впереди себя, опускал в воду сзади, давил изо всех сил, снова поднимал, опускал и опять давил. Он так увлекся этим занятием, что не заметил, как угол между продольной линией корпуса и течением резко увеличился, и байдарка, мгновенно преодолев тихий участок воды, врезалась кормой во второй слив почти под прямым углом. Мощная струя тут же подхватила корму и понесла вперед, еще больше разворачивая байдарку, нос которой в этот момент оказался в застойном участке течения.

Пеш, наконец, понял, что их сейчас полностью развернет задом наперед и попытался экстренно исправить ошибку. Он прекратил табанить и сделал несколько мощных гребков вперед, пытаясь удержаться на месте. Однако этот маневр только усугубил их и без того непростое положение. Байдарка окончательно развернулась против течения, а последние рывки лишь вернули ее в первый поток, так что они оказались ровно на том месте, на котором были сразу после входа в порог – но только развернутыми на сто восемьдесят градусов! От неожиданности Пеш на секунду перестал грести и этого вполне хватило для того, чтобы бурная река тут же протащила их вперед кормой – прямо к неумолимо приближающейся каменной гряде.

Быстро оглянувшись и поняв, что они вот-вот налетят на камни, Пеш сделал последнюю, отчаянную попытку вытащить байдарку из стремнины, рявкнув при этом во всю силу легких: - Вперед! - но было поздно. Байдарку плавно подтащило кормой вплотную к пенистым бурунам, неистово облизывающим камни. Стоявшие на берегу зрители затаили дыхание. А байдарка тем временем врезалась кормой в кипящий водяной вал и... легко и точно прошмыгнула между двумя коварно торчащими камнями, об которые яростно билась бунтующая волна. Произошло нечто необычное! Там, где при обычном раскладе с трудом можно было бы вписаться даже самым бывалым водоходам, совершенно неуправляемое суденышко проскользнуло плавно и нежно, словно в каком-то фантастическом балете! Еще секунда – и экипаж Пеш-Зеленка выплыл кормой вперед на открытое пространство...

***

На другой стоянке водоходы в это время тоже подтягивались к завтраку. У костра суетились Картуз и Кепочка, Зеленка заканчивал резать колбасу и сыр, раскладывая кусочки в равные кучки.

Погода изменилась. Ветер, который здесь, посреди лесов, был почти незаметен, похоже, на самом деле усилился, окончательно разогнав влажные кучевые облака, неподвижно висевшие накануне. Теперь они быстро бежали высоко над землей, в основном – перистые, чередуясь с синим небом и прохладным солнцем, проглядывающим сквозь их частые разрывы.

К костру подошел озабоченный Ученый.

Ученый машинально схватился за лоб.

Тычок засмеялся, чуть не поперхнувшись рисовой кашей с молоком. Вождила повернулся и внимательно посмотрел на него.

Тычок перестал смеяться и залился краской до кончиков ушей. Но промолчал. Вождила продолжал смотреть на него, ожидая ответа. Все вокруг прекратили жевать и уставились на Тычка. Зеленка при этом тоже почему-то покраснел.

Тычок вновь ничего не ответил, но кивнул и опустил голову.

Ученый снял злополучные очки и подал их Тычку.

Тот громко икнул от неожиданности, пулей метнулся к ноге Зеленки и в долю секунды взлетел на его плечо. Переведя дух, хрипло пискнул:

Тычок, не обращая внимания на вопли Мыша, уставился на очки, несколько секунд посидел так, пытаясь сосредоточиться, затем поднял руку, проделал какой-то замысловатый пасс, и негромко произнес:

Тем временем Тычок для верности повторил заклинание еще два раза. Ученому на какое-то мгновение показалось, что очки даже слегка вспотели, особенно после второго дубля. Однако, кроме этого очень легкого впечатления, ничто больше не указывало на изменение их состояния. Тем не менее, Тычок повернулся к Ученому и доложил:

Ученый взял книжку и повертел ее в руках.

В этот момент с рядом стоящего дерева донесся шорох и, обернувшись, все увидели белку, сидящую на стволе головой вниз и с любопытством взирающую на стол, накрытый к завтраку.

... В тот самый миг, когда байдарка начала переворачиваться, Крутила понял, что его несет прямиком в бурлящий котел мощной бочки. Именно туда упирался язык, и именно ее они безуспешно старались обойти стороной. В отчаянном рывке он попытался оттолкнуться веслом от поверхности воды и выправить байдарку, но было поздно. Лопасть скользнула по краю слива и, прочертив полукруг, ударила по корме. В ту же секунду байдарка накренилась еще сильнее и, не останавливаясь в своем движении, рухнула в пенящееся месиво.

Последнее, что успел сделать Крутила, прежде чем погрузился в пучину, это, судорожно вдохнув, набрать как можно больше воздуха. Непреодолимая сила подхватила его и потащила за собой, как ему казалось, все глубже и глубже...

Он уже не видел, как над головой пронеслась неуправляемая байдарка, влекомая стремительным потоком. Он чувствовал себя словно щепка в эпицентре бушующего смерча. Его крутило и бросало, переворачивая с ног на голову, но при этом он совершенно не мог понять, где находится верх, а где – низ. Сила тяжести исчезла, уступив место гораздо более мощной и необузданной силе яростного потока воды, сокрушающего все на своем пути.

Впрочем, продолжалось все это недолго.

Крутила ощутил мощный удар – сначала по ногам, затем его будто кинули со всего размаху грудью на бетон, и, наконец, голова в буквальном смысле с убийственной силой налетела на неподвижное препятствие. На самом деле только читать эти строки долго, а писать и того дольше, в действительности же все произошло почти мгновенно, все три удара последовали один за другим. Хотя Крутила и потерял ориентацию в пространстве, тем не менее, он сразу ощутил – стремясь смять и раздавить хрупкое человеческое тело, поток бросил его на каменную плиту, притаившуюся под водой, от которой и происходил отбой воды в бочке.

На самом деле, конечно, тело было совсем не хрупким. Несмотря на то, что любого другого здесь запросто раздавило бы в лепешку, Крутила, закаленный долгими годами армейской службы, стоически выдержал все потрясения. Кстати, надувной жилет, надетый на него, тоже несколько смягчил удар. Ну, а когда поток припечатал его голову к камню, то здесь неоценимую услугу оказала ему каска, которую он, как и все его друзья, не снимал в течение всего перехода по рекам.

Хотя каска и спасла его голову, все же он едва не потерял сознание, ощутив страшный удар. Тем не менее, оглушенный ревущей водой, прижимающей его к плоской каменной поверхности, он смог сохранить присутствие духа и контроль над чувствами. Не сумев сразу определить, где верх, где низ, он попытался развести руки в разные стороны, преодолевая напор воды. Это ему удалось, и через секунду он нащупал правой рукой дно, выложенное гладкими, обтесанными за многие сотни, а то и тысячи лет, булыжниками. Все также распластавшись на каменной поверхности, он с трудом переместил по направлению ко дну сначала одну ногу, затем вторую, а затем, отжавшись от камня руками, попытался выпрямиться и встать.

В конце концов, у него это получилось, но на каждое движение, казалось, ушла целая вечность. Стоило ему ослабить мышцы, как страшная сила снова расплющила его на камне, не позволяя оторвать от него даже голову. Крутила почувствовал, что кислород, который он успел глотнуть перед погружением, заканчивается, тем более, что бьющий в спину поток сжимал грудную клетку как надувной шарик, выталкивая из нее даже те жалкие остатки воздуха, что еще сохранялись в легких.

Собрав силы, Крутила попытался оттолкнуться от камня, чтобы, зацепившись за струю, вырваться на поверхность. Увы, ему не удалось оторвать от плиты свое тело даже на пару сантиметров. Неодолимая сила продолжала стискивать его в могучих объятиях.

Кислорода оставалось все меньше. Перед зажмуренными глазами поплыли красные круги. Крутила нащупал ногой плоский камень на дне и попытался, упершись в него, продвинуть корпус вперед – вдоль каменной плиты. Совсем на чуть-чуть, но ему это удалось. Однако воздуха катастрофически не хватало! Все труднее было сдерживаться, чтобы одним судорожным движением не втянуть в легкие воды, все больше красных кругов плыло перед глазами.

Почти полубессознательно, Крутила опустил руку, преодолевая сопротивление воды, и нащупал на боку ножны своего огромного охотничьего ножа. Сжав ручку мертвой хваткой, он дернул нож вверх. Лезвие с некоторым трудом вышло из ножен. Крутила подтянул остро заточенный клинок на уровень груди. Локтем левой руки, придавленной телом к плите, он отжался, на сколько смог, от камня и, рванув непослушными пальцами, выпростал из петли на спасжилете резиновую трубку, служившую для надувания камеры. Конец трубки был плотно заткнут резиновой пробкой, не позволявшей воздуху выйти наружу. Одной рукой Крутила перегнул трубку пополам, зажав ее в кулаке. Затем прихватил самый кончик большим пальцем правой руки так, что он оказался зажатым между пальцем и острием, и насколько мог резко рванул нож в сторону. Остро заточенная сталь как бумагу срезала конец трубки, который мгновенно унесло стремительным потоком.

Не отпуская трубки, Крутила наклонил голову и, почти не разжимая губ, запихал резину пальцами в рот. Плотно сжал конец зубами и только после этого высвободил из кулака перегиб. Под сильным напором воды и тела Крутилы, приплюснутого к камню, воздух из передней левой камеры жилета рванулся на свободу. Продолжая крепко удерживать трубку зубами, но все же немного ослабив хватку, он сделал глубокий и продолжительный вдох – до тех пор, пока весь воздух из камеры не переместился в его собственные легкие.

В голове немного просветлело. Собрав силы, Крутила, не выпуская из руки ножа, оттолкнулся от гладкой и скользкой поверхности плиты и сделал маленький шажок вперед. Затем еще один. И еще. Прошло секунд двадцать, но ему казалось, что он идет несколько часов. В голове опять стало мутиться. Оно и понятно, вдыхал-то не насыщенный кислородом свежий лесной воздух, а то, что уже когда-то побывало в его же легких, оставив там большую часть живительного кислорода! Тем не менее, дело свое отработанный воздух сделал – жалкие остатки животворящего газа, что еще оставались в нем, поддержали Крутилу в течение этих двадцати секунд и дали ему возможность немного продвинуться вдоль плиты.

Медленно выдыхая, он нашарил левой рукой другую трубку, теперь уже справа, и, выдернув ее из петли, повторил опробованный трюк. И снова голове стало легче, хотя неиссякаемым потоком ее и мотало по камню во все стороны. Однако он понимал, что этого воздуха ему хватит не больше, чем секунд на пять, максимум десять, а дальше все! Конец!

Он выпустил нож, выставил правую ногу вперед, и, оттолкнувшись что было сил обеими руками, попытался бросить тело как можно дальше вдоль плиты. Едва его снова прижало к ней, он вновь уперся в нее двумя руками, опять выставил ногу и снова совершил бросок. Если конечно, перемещение на двадцать или тридцать сантиметров можно назвать броском!

Грудь разрывалась от желания сделать глубокий вдох. Еще секунда, и он уже не сможет сдерживаться. И тогда – все!

Нога уперлась в камень, выросший на пути прямо из-под торчащей плиты. С трудом приподняв ногу, он наступил на его верхушку и толкнул тело вверх. Почти теряя сознание, он пропихнул вдоль большого камня руку и вдруг ощутил, как ровная монолитная поверхность резко пошла влево, давая выход напирающей воде. Инстинктивно он вцепился пальцами в абсолютно гладкий камень и из последних сил оттолкнулся ногами от опоры, на которой стоял. Тело, прижатое к плите, скользнуло по ней, и в следующую секунду безумная сила стихии подхватила его, проволокла по обкатанной поверхности скалы, бросила в попутную струю и затем понесла на волне отбоя вперед и вверх, к воздуху. К свету. К жизни.

Хотя Крутила и был бенгальцем далеко не хрупким, его выбросило наверх как самую обыкновенную щепку, и потащило по водяным горкам все дальше и дальше. Едва оказавшись на поверхности, Крутила с хрипом втянул в себя воздух, затем еще, и еще. Голова, наконец, просветлела, и он стал осознавать происходящее вокруг. Его продолжало нести по волнам, косым и стоячим, но это было уже не важно. Важно было то, что течение влекло его прочь от страшной бочки, к выходу из порога!

Он окончательно продышался и даже смог несколько направлять свое движение – туда, где уже виднелись встревоженные лица друзей....

...

А мне кажется, блины! – возразил Никоша. Он прикрыл глаза и втянул ноздрями воздух. – Ох, сейчас собственной слюной захлебнусь... Пошли лучше ягоды собирать!...

---

... Водоходы снова кинулись вперед. Впрочем, вперед будет не совсем правильным словом. Ибо коридор почему-то весьма явственно поворачивал влево. Хотя, как помнил Вождила, а теперь начинал вспоминать и Картуз, подобный изгиб совсем не был характерен для того туннеля, по которому они пришли. Однако сзади все ближе раздавался грохот падающих камней, а стены и потолок сотрясала непрерывная дрожь, сопровождаемая безостановочным гулом. Выбирать им не приходилось, оставался только один путь – дальше по коридору!

Тем более, что коридор, по которому они бежали, точнее, пытались бежать, изменил теперь направление изгиба и все больше и больше уводил вправо. Непонятно куда, но, во всяком случае, куда-то примерно по направлению к их первому туннелю.